Автор: Лида
12 ноября 2008, 17:41:30 Ответов: 1 |
Шеф никак не мог распродать полукровок и придумал устроить что-то вроде аукциона. Под это дело привезли еще лошадей – из конюшни, где обучают лошадок прыгать. Оказалось проблемой их разместить, срочно пристроили несколько деревянных денников, кое-как распихали, вот только с одним – Зайсаном – вышла проблема. Очень рослый (примерно 170 в холке) чистокровка, темно-рыжий, с широкой грудью и могучими литыми мышцами, перекатывающимися под глянцевой шкурой. С ужасным характером. Не то, что бы злой – задиристый хулиган, очень эмоциональный, шумный, норовистый и наглый. Небольшой деревянный денник Зайсан тут же разнес, пришлось поместить его в основную конюшню. Он тут же поставил на уши всех соседей – между денниками металлические решетки (чтобы лошади видели друг друга и не скучали), так он стал с воплями бросаться на решетки и всячески демонстрировать своим соседям, тоже жеребцам, что он тут самый крутой. Те, как истинные мужчины, повелись на слабо, и полконюшни стало орать и прыгать на стены. Пришлось освободить для Зайсана единственный изолированный денник. На нашу беду, в этом деннике не было кормушки, и кормление превратилось в бой быков. А еще надо было чистить Зайсана и каждый день работать его, чтобы не застоялся. О том, чтобы чистить его в проходе на растяжках не могло быть и речи: при виде других лошадей в него вселялся дьявол, а в деннике это было просто опасно. Ну просто заноза в заднице! Кое-как почистив его и поседлав, вывели Зайсана во двор, закинули на него Катерину и они пулей вылетели в ворота. Вернулись они через час, Катерина совершенно вымотанная, а Зайсан – как огурчик.
— Руки оторвал, всю дорогу воевали. Рот дубовый, мозгов вообще нету. Хотя зачем ему, у него силы дофига.
Этот дурдом продолжался 3 дня. Потом вышла на работу Ленка. И мы радостно подсунули ей Зайсана!
— Лен, нам тут такого конягу привезли! Чистокровка, напрыганный — такой классный! Хочешь поработать его сегодня вместо Катерины?
Увидев рыжую махину, Ленка пришла в восторг и беззаботно ворвалась к Зайсану в денник.
— Какой красавец — завопила она, хлопая его по шее и плечу.
Зайсан резко метнулся укусить Ленку и недоуменно щелкнул зубами, получив кулаком по нижней челюсти. Реакции Ленки можно позавидовать.
— Да ты хулиган, да? Это здорово! Мне нравятся хулиганы — продолжала орать Ленка.
А Зайсан явно растерялся, и в его глазах засветился интерес и уважение. Похоже, он встретил родственную душу!
Ленка весело почистила его (Зайсан разве что не хрюкал от удовольствия), поседлала и вывела во двор. С недоумением отмахнувшись от предложения подержать лошадь и подсадить ее, Ленка вспорхнула в седло и двинулась на гарцующем коне к воротам, на ходу подтягивая подпруги и подгоняя стремена. Мы застыли разинув рты. А Ленка привычно подобрала поводья, похлопала Зайсана по могучей шее, тот радостно закивал головой и они бодренько зашагали по тропинке в поле.
Вернулись оба довольные, Ленка просто вопила от восторга:
— Это такая машина! Первый раз на таком езжу! Вы знаете, как он прыгает! Он обожает прыгать! Мы через такую канаву перелетели – где ручей в Дубну впадает, там метра 4! И через трубы в лесу – там же метра полтора высотой, никогда так высоко не прыгала! А как выезжен классно, просто мыслями управлять можно! Ты мой Зайка, рыженький, просто чудо что за лошадка!
Вот так Зайсан стал Зайкой. То, что Ленка в него влюбилась, было естественно и понятно. Но любовь оказалась взаимной. Зайсан, при виде своей возлюбленной, начинал громко верещать и стучать копытом в железную дверь, а когда Ленка заходила к нему, буквально лез целоваться.
Это создавало некоторые проблемы. Мы все были девушки звонкие, и считали излишним приближаться к тому, с кем разговаривали – просто кричали друг другу из разных концов конюшни. Если, к примеру, звонил телефон, и требовалось позвать Марину, зовущий не напрягался узнать, где Марина находится (иногда она была у него за спиной), и по зданию со звонким эхом (акустика классная) раскатывался вопль «МАРИИИИН!». Денник Зайсана был расположен так, что он видел кормокухню, лестницу на второй этаж и часть коридора наверху, у входа на кухню. Каждый раз, когда Ленка появлялась в его поле зрения, он начинал во всю глотку орать, и говорить становилось невозможно: все звуки перекрывало мощное ржание.
Ленка перестала уезжать на выходные, чтобы не расставаться со своим Зайкой, но, к сожалению, их роман длился недолго. Зайсана успешно продали и вскоре увезли. Ленка сама завела его в коневозку и рыдала у него на плече, пока ее не вытащили из машины. Да, влюбляться лучше в жеребцов-производителей, или в кобыл – они обычно до старости живут на одном месте, но разве сердцу прикажешь…
Когда шеф сообщил, что к нам 3 раза в неделю будут ходить дети-инвалиды, мы совсем не обрадовались. Нас было мало, работы – много, и лишняя никак не могла нас обрадовать. Одно утешало: их родители сами собирались возиться со своими детьми. Пришло несколько детей с ДЦП, от легкой формы, до неумения передвигаться самостоятельно, и один мальчик – аутист. Первое чудо случилось именно с этим мальчиком. Ему было лет семь и он жил совсем в другом мире. Он не замечал людей, с ним занимались, но привлечь его внимание стоило огромных усилий. Испуганный взгляд, бегающие глазки и полное отсутствие. Его звали Антон, но вряд ли он это понимал.
Мы бегом седлали самых спокойных лошадей. Сначала предполагалось научить детишек держать равновесие верхом в седле на шагу, потом им предстояло учиться ездить самостоятельно в седле и шагать без седла. Морока предстояла неописуемая. Но шеф так решил, и мы могли лишь поворчать в курилке.
Антона привели в конюшню, и он увидел лошадь. Первый раз его взгляд замер. Золушку уже поседлали и собирались выводить из денника, но Антон буквально бросился к ней, обнял и прижался к ее плечу. Он стоял так и гладил ее. Его мама заплакала. А я расседлала лошадь и отправила кого-то из наших детишек седлать другую. Было ясно, что Антона от Золушки не оторвать. Шеф вызвался присмотреть за ними, а я отправилась вести необычный прокат.
Дети были в восторге! Даже те, кто не мог сжать в руках повод. Пришлось учить родителей водить лошадей в поводу. Первый сеанс был недолгим, инвалиды отправились домой, пришла очередь кататься нашим детишкам. Обычный прокат, потом дрессура детишек в конюшне (расседлать лошадей, почистить сбрую, обтереть лошадок и т.д.), и вот уже детишки отправились по домам. А Антон все стоял в обнимку с Золушкой.
Кобыла терпеливо относилась к мальчику, передвигалась очень осторожно, временами терлась о него мордой, как бы показывая свою симпатию. Но предстояла кормежка, а лошади не любят, когда им мешают есть. Надо было что-то делать.
Я вошла в денник и присела на корточки перед мальчиком. Погладила Золушку, достала из кармана кусочек сахара и протянула ей на ладони. Лошадь не заставила себя уговаривать. Губы у нее мягкие и теплые, она бы и из кулака у меня достала сахар, не задев зубами пальцы. Я достала еще кусочек. Лошади эта игра явно понравилась.
— Золушка любит сахар. Хочешь ее угостить?
Антон протянул ладошку. Его мама и шеф перестали дышать. Я вложила в маленькую ладошку сахар, Золушка тут же его слизнула, благодарно фыркнув. Мальчик уткнулся лицом в ее плечо, потом снова протянул мне ладошку. Так мы скормили все мои карманные запасы. Потом я взяла ребенка за руку
— Антон, лошадки проголодались, сейчас они будут кушать, а потом – спать. Золушка хочет кушать. А ты хочешь кушать?
— Хочу кушать — тихо ответил мальчик, глядя мимо меня.
— Ты сейчас иди домой, покушай и ложись спать, ладно? А завтра приходи снова.
Антон оторвался от Золушки и пошел к маме.
— Домой — пробормотал он, нервно перетаптываясь. Мама взяла его за руку, и они ушли.
Мне было 17, возраст, когда начинаешь познавать жизнь, постоянно делаешь открытия и сокрушаешься несовершенством мира. Некоторые чувства пугают, боишься показаться смешной, сентиментальность маскируется бравадой, любопытство – безразличием, робость – громким смехом. Но среди таких же, как я, скрывать особо было нечего, и вечером, на кухне и в курилке, мы долго обсуждали прошедший день. Никто из нас раньше не встречался с аутистами, и было интересно, что творится в этой закрытой от нас головке, как он видит мир и как сможет с ним ужиться.
На следующий день Антона привезли прямо с утра. Он безошибочно, словно магнитом притянулся к деннику Золушки и стал трясти дверь в каком-то исступлении. Я хотела показать ему, как открывается запор, но не смогла привлечь его внимание. Ему была нужна Золушка, и он не замечал ничего вокруг. Оказавшись рядом со своей любимицей, он прижался к ней, как и вчера, и, похоже, решил простоять так весь день. Шеф сказал «пусть стоит, присматривайте за ним» - и уехал. Но я же максималистка, я не принимала пассивного лечения, я начала действовать! Антон уже скормил Золушке свои сахарные запасы, когда я вошла в денник со щеткой и скребком. Я стала чистить лошадь и при этом разговаривать с Антоном, но он как будто не замечал меня. Тогда я присела на корточки, развернула мальчика к себе и медленно и четко сказала:
— Антон, Золушку надо почистить. Давай вместе чистить ее.
Это оказалось просто. Я надела щетку ему на руку, в другую вложила скребок и стала водить его рукой по боку лошади. Скоро он уже справлялся сам. Мы вычистили по очереди оба бока, шею, грудь, и даже ноги. После чего (о чудо!) мальчик попросил пить. Я взяла его за руку и отвела на кухню, показала, где питьевая вода и чашки, и он сам налил себе попить. Это казалось нереальным: ребенок вроде бы не замечал ничего вокруг, но вполне справлялся с простыми задачами, не реагировал на речь, но информацию как-то принимал и запоминал. На обратном пути я научила его отпирать денник и объяснила, что когда уходишь, дверь надо запирать. Мне казалось, что я говорю в пустоту, но Антон все понял и каждый раз старательно запирал дверь.
Так у Золушки появился самый верный поклонник. Каждый день он скармливал ей горы сахара, чистил ее, расчесывал гриву и даже научился расчищать крючком передние копыта. Мы не придумали, чему еще научить его, и все остальное время он просто стоял в обнимку с лошадью. Вскоре мы перестали за него опасаться и спокойно оставляли наедине с Золушкой. Езда верхом его совсем не привлекла, он беспокоился и норовил слезть на ходу, но скоро научился отпускать Золушку покатать кого-нибудь другого. Я пробовала катать его, посадив перед собой – это ему тоже не понравилось. Как тень, он тихо появлялся на кухне, наливал себе попить или просил поесть. Мама его заливалась слезами и рассказывала нам, что никогда еще ее мальчик не был таким, он стал разговаривать с ней и даже улыбаться, научился делать теплую воду в кране и еще многое другое.
Прошел месяц. За это время Антон запомнил по именам всех сотрудников и детишек, и даже лошадей в основной конюшне, ему доверяли помогать ставить табун, он знал, где какая лошадь стоит, и тщательно запирал денники. Он никак не реагировал на похвалу, но мы догадывались, что он понимает ее и старались почаще его хвалить. Вскоре его родители купили дом в деревне и завели спокойную лошадь, заезженную в оглобли. Антон с удовольствием перенес на нее свое внимание и его перестали привозить к нам в конюшню. Мы больше не слышали о нем, хотя порой вспоминали этого мальчика из другого мира. И еще Золушка, казалось, по нему скучала.
Дети шумно обсуждали новости, а я делала вид, что постоянно общаюсь с инвалидами и ДЦПшник на лошади для меня обычное дело. Но на самом деле я совершенно не знала, как себя с ними вести. Ну не учат у нас в школе подобной этике. Остальные девчонки тоже этого не знали и не рвались работать с инвалидами. Я решила, что правильным будет вести себя с ними как со здоровыми детьми, и требовать с них, соответственно, так же. Шеф с легкостью вручил мне бразды правления в работе с этими детьми, и я начала действовать. Первым делом я построила всю ораву вместе с родителями перед собой и объяснила правила поведения и безопасности в конюшне, пообещав безжалостно выгнать любого, кто их нарушит, в том числе родителей. Итак, работа пошла. Халява закончилась после первого же проката. Детям вменялось самим чистить и седлать своих лошадей, а родителям – не суетиться и помогать детям. Я прикрепила к каждому по опытной детишке, чтобы те показали им, что и как делается, а сама расхаживала по конюшне с видом начальника на объекте.
На прокате воспитательная работа продолжилась. Выяснив, кто из детей готов учиться ездить самостоятельно, а кто еще боится, я распределила лошадей и со смельчаками стала работать индивидуально на корде, в то время как остальных водили в поводу родители. Двое детишек оказались такими проблемными, что их приходилось придерживать на лошади, и с ними ходили по двое. С детьми работать оказалось проще, чем с их родителями. Видимо, мой юный возраст не вызывал у последних должного уважения. Пришлось дрессировать взрослых.
— Вперед смотреть, а не по сторонам! Руками не размахиваем! Родители! Потом пообщаетесь, сейчас отстраню от проката тех, кто болтает! Дистанцию держим! Дети, прямо сидим, не сутулимся, как на параде едем, как будто весь город на вас смотрит!
Родители поначалу относились к занятиям как к отдыху и пытались игнорировать мои замечания. Не на такую напали! Нарушители мигом были избавлены от лошадей и выгнаны с круга. Привыкшие ходить по инстанциям и требовать льготы, они помчались жаловаться шефу и привели его разбираться со мной на круг. Шеф попытался изобразить возмущение:
— Что ты себе позволяешь?
— Что я позволяю? Здесь не детский сад! Я отвечаю за безопасность этих людей, причем совершенно бесплатно! А они игнорируют мои требования и подвергают опасности себя и детей, причем больных детей, которые не смогут увернуться от копыт или правильно упасть! И я не буду выбирать выражения, когда речь идет о жизни детей!
Шефу моя речь явно понравилась, он подмигнул мне, а повернувшись к родителям, пожал плечами и пригласил их к выходу:
— Она права, не будем ее отвлекать от работы.
Да, не такого результата ожидали жалобщики. Через некоторое время они прислали делегата с просьбой продолжить занятия.
— Ваши лошади уже заняты! Приходите в следующий раз. И чтобы у всех были сапоги, в кроссовках не пущу!
Родители дулись на меня, но недолго. Все-таки я очень старалась, и дети не хотели бросать занятия несмотря на мое безжалостное обращение с ними.
С теми, кто решил учиться ездить, тоже оказалось куча проблем. Они не могли как следует сжать в руках повод (тут мы нашли выход – подобрали толстые поводья), ногу положено держать пяткой вниз, носком вверх – у них так не получалось, движения, легко выходящие у здоровых детей, у этих требовали больших усилий. Но мы работали. Здесь не случилось быстрого чуда, но глазки у детей горели и они старались.
Трудно было с ними работать. Дети не умели общаться, часть из них не видно было из-под комплексов, другие просто до неприличия избалованы. Я вообще не церемонилась с детишками (непонятно только, почему они меня любили), и для инвалидов не делала исключений. Я хвалила за успехи и тут же поднимала планку выше. Часть ребят сразу начали делать успехи. Но были и такие, которые, казалось, хотели всему миру доказать свою убогость – вот этим от меня доставалось по полной.
— Ну, мы плакать будем или работать?
— Я не могу!
— Это импотенты не могут, а ты и не пытаешься! Не хочешь учиться — марш домой в кроватку, оставайся беспомощным колченогим паразитом! (ох, как обидно. Я понимала, что зашкалила, но отступать было нельзя)
— У меня ТАКИЕ ноги!
— Да мне плевать, какие у тебя ноги! Пусть хоть голова из жопы растет, но сидеть нужно прямо, пятка под туловищем, а руки над холкой! Поехали! Ну вот, все ты можешь, если захочешь! Молодец! Разрешаю хотеть больше! Бросить стремена, взять стремена…
Скоро некоторые уже ездили в общей смене, и даже без седла. Мальчик, который поначалу не мог сам передвигаться, стал вприпрыжку бегать вылавливать в табуне свою лошадь, другие дети подсаживали его и он возвращался в конюшню верхом. Улучшение состояния детей было столь явным, что вернулись те, кто в самом начале не выдержав моего деспотизма ушел, хлопнув дверью. Занятия с инвалидами стали привычными, отработалась их схема, и другие сотрудники разделили со мной эту работу. Теперь у нас часто бывали на ужин пироги, варенье и прочие лакомства от благодарных родителей (от денег мы, идейные максималистки, возмущенно отказались). Я очень зауважала этих людей, которые самоотверженно и терпеливо возились с детьми, впряглись в работу по конюшне, были готовы на все, чтобы их дети чувствовали себя лучше. Слабаки отсеялись, а те, кто остались, прыгали выше головы, стараясь выполнить мои задания. А я специально задирала планку повыше, ведь детям-инвалидам и в жизни посложнее приходится, чем здоровым. Еще меня удивило, как хорошо наши дети отнеслись к инвалидам. Совершенно без напряга, как будто не замечая их пороков.
Я знаю, что есть специальные разработки и статьи по иппотерапии. Я не читала их. Я просто знаю, что лошадь – необыкновенное животное, рядом с ней люди раскрываются, познают себя, становятся лучше. То, что улучшается здоровье – это я прочувствовала на себе, начав заниматься в конюшне (совсем перестала болеть, приходилось как всем ходить в школу). В трудные времена, когда казалось, что вот он – предел сил, и физических, и душевных, достаточно было поездить верхом или просто погладить лошадь – и силы возвращались. Но в том, что происходило с детишками-инвалидами, было просто что-то магическое, легко принятое, но так и не понятое мной.
Кое-кого из тех детишек, уже взрослыми, я встречала в городе не так давно. Одну девушку – с детской коляской. Очень приятно было, что они узнавали меня и здоровались.
Жеребята, как дети, каждый со своим характером. Есть заводилы, есть повторюшки, а есть серьезные и задумчивые. Одни ласковые, другие злючки, одни послушные, другие – страшные забияки. Это потом накладываются условия содержания, воспитание, а годовалые стригунки – такие, какими создала их природа.
Годовичкам следует побольше двигаться, и мы старались по возможности содержать их в загоне. Небольшой табун жеребчиков, голов шесть-семь, постоянно скакал и резвился на улице. Жеребят заводили в конюшню только на кормежку. Мы называли их загон детским садом. Забавно было наблюдать, как складываются отношения в маленьком коллективе.
Взлет – ярко выраженный лидер. Ему подчинялись все остальные. Все бы хорошо, но этот рыжий, с широкой белой полосой на морде, был таким заводным и наглым, что ставить весь табунок в конюшню было крайне сложно. Мало того, что он каждый раз терял недоуздок, он и с остальных стаскивал сбрую зубами. И прежде чем начать ставить лошадок, приходилось долго бродить по загону в поиске недоуздков. А потом действие проходило так: отлавливаешь жеребенка (а Взлет при этом гонял остальных от выхода), приоткрываешь створку ворот, осторожно, чтобы не выскочили остальные, выводишь лошадку (Взлет при этом кусает тебя и пытается распахнуть створку пошире), и сразу закрываешь воротину. Хорошо бы, конечно, первым увезти именно Взлета, тогда остальные тихо столпятся у выхода, но поди его поймай!
Бизнес – лучший друг Взлета, они родились в соседних денниках, их мамки всегда держались вместе, и мальчишки, конечно, всегда ходили парой. Гнедой, тонкокостный, изящный красавец. Старался во всем подражать своему другу, а без него просто не знал, как себя вести.
Звездочет – рыжий, со смешным пятном на носу, очень подвижный сорванец, но послушный и ласковый (как, впрочем, и все Золушкины жеребята). Из этой компании он больше всех требовал внимания, обожал чистку, позволял детишкам садиться на себя верхом, но при этом не забывал их кусать.
Заммис – темно-рыжий полукровка, был немножко себе на уме. Вроде бы резвился вместе со всеми, но при этом всегда был сам по себе.
А вот серый Земфир был особенным. Месяца в 4-5 он зацепился кольцом недоуздка за железный прут в кормушке для сена, испугался, заметался и повис на недоуздке. Когда удалось его освободить, голова у малыша распухла, огромный язык торчал изо рта. Сосать он не мог, и несколько дней его кормили через трубку сцеженным молоком, потом долго еще поили из миски кашей из молока и отрубей. Отек прошел, но видимо был защемлен какой-то нерв, потому что голова торчала немного боком, и губы у жеребенка болтались, плохо слушаясь его. Есть самостоятельно он научился только несколько месяцев спустя. Возможно, на нем так сказался стресс, но жеребенок стал много болеть. Лекарства, уколы…. Земфир настолько привык, что с ним возятся люди, что позволял проводить с собой любые манипуляции. А вот с другими жеребятами отношения у него не ладились. Его постоянно гоняли и обижали.
Были в этой компании и другие жеребята, но сейчас я их уже не вспомню.
Накормить в одиночку 70 лошадей – дело непростое. Каждой принести ведро с водой, а иным и по два, каждой своя порция запаренного овса с комбикормом, потом развезти по конюшне тюки с сеном и раскидать его по кормушкам. Потом запарить овес к следующий кормежке, подмести конюшню и полечить тех, кто поранился или заболел. А летом еще добавлялась работа: ставить и выпускать табун. И вместо сена большинству давали «зеленку» - свежескошенную траву. И вот перед вечерней кормежкой обычный цирк: Взлет гоняет жеребят по загону, а я отлавливаю их и отвожу в конюшню. Конечно, все без недоуздков, и мне приходится разыскивать их в песке. Наконец, все кроме Взлета в конюшне, зато он нынче так разрезвился, ни за что не желает идти в руки.
— Какого черта! Мне еще пахать и пахать, а тут тратить столько сил и времени на одного сорванца! — Я швырнула в него недоуздком и пошла поить лошадей.
Жеребячий загон находился у входа в дальнюю, «гаражную» конюшню, и я раз за разом проносила мимо Взлета ведра с водой. До жеребенка дошло, что началась кормежка, а он – на улице! Напоив дальнюю конюшню, я стала носить туда ведра с овсом. Вот тут страдания юного Взлета стали совершенно невыносимыми. Он встречал мое появление громким ржанием, налегал на ворота, буквально стонал и плакал. Потом я перестала появляться – поила основную конюшню. Когда я решила, что Взлет достаточно наказан, и пришла за ним, он стоял у ворот загона с недоуздком в зубах!
— Ну что, испугался? — приговаривала я, застегивая недоуздок, — Ладно, прощаю! Но в другой раз голодным останешься за такое поведение.
Жеребята летом и ночевали на улице, «зеленку» выдавали им прямо в загон. Когда я подмела и закрыла гаражную конюшню, было уже совсем темно. Жеребчики мирно дремали в загоне вокруг кучи травы.
Утром я отсыпалась, а лошадей кормили Катерина и Гоча. Обычно я вставала, когда кормежка уже заканчивалась и сотрудники собирались на кухне завтракать. На этот раз Гоча порадовал нас веселой историей о том, как он ставил жеребчиков.
— Захожу в детсад с намерением долго и печально разыскивать недоуздки, а потом заняться утренней разминкой, состязаясь в ловкости со Взлетом, и вдруг Взлет хватает зубами с земли недоуздок и, распихивая остальных, подбегает ко мне. Вот это номер, говорю, ай да молодец! Надеваю на него этот недоуздок, и тут Бизнес, глядя на Взлета, тоже приносит в зубах недоуздок! Ну я отпустил Взлета и стал упаковывать гнедого, а Взлет занервничал, стал отталкивать от меня Бизнеса, потом заметался, убежал, нашел еще недоуздок и тащит мне! Ну тут уж я похвалил его, повесил недоуздок на ворота и отвел Взлета в конюшню. А он прямо норовит впереди меня бежать к деннику. Что это с ним случилось?
— Да я вечером отчаялась его поймать и оставила гулять, пока остальных кормила. Слышали бы вы, как бедняга плакал.
— Ах вот оно что! Тебе повезло, что шеф не видел.
— А он видел, как раз приехал, когда я гаражную поила.
— И что?
— Ничего, спросил, почему не поставила рыжего, я объяснила. Ладно, говорит, воспитывай, только не забудь потом накормить его.
— Да-а, суровый Взлету воспитатель попался. Но смотри-ка, одного урока хватило.
С тех пор утро начиналось с команды «Взлет, апорт!», и даже шеф выходил посмотреть на жеребенка с недоуздком в зубах. Но мы пошли дальше: просто выпускали Взлета из загона и он сам прибегал в свой денник. За такое прилежание его кормили первым.
Жеребята растут быстро. Скоро их заездили – кончилось детство, потом кого-то продали, кого-то отправили в тренинг на ипподром. Но с двоими из этого табунка, Звездочетом и Заммисом, судьба неожиданно свела меня снова. И были новые забавные истории. Когда-нибудь обязательно и про это расскажу. | Для того, чтобы оставить комментарий или написать в форум, необходимо зарегистрироваться и/или авторизоваться. |
